|
|
Развитие культуры и духовная жизнь общества в период хрущевской оттепелиСОДЕРЖАНИЕ Введение 3 1. Послесталинская "оттепель". 5 2. Пределы культурной оттепели 15 3. Закат шестидесятников? 20 Заключение 24 Список литературы 27 ВВЕДЕНИЕ Данная курсовая работа рассматривает проблемы развития культуры и духовной жизни общества во времена хрущевской оттепели. Выбранная тема имеет особую актуальность в наше время, когда российское общество переживает весьма нелегкий период никому не понятных реформ, когда многие люди замкнулись на создании какого-то своего материального благополучия, когда российское общество стоит на грани элементарного выживания. Как сейчас модно говорить, "нам не до культуры". Культура является одной из важнейших составляющих существования высокоцивилизованного общества, поэтому неудивительно, что наряду с всеобщим развалом культурная жизнь в России также переживает глубокий упадок. В то же время именно на данном этапе могут быть улучшения в области культуры - ведь, как правило, именно в самые тяжелые годы в России культура начинала развиваться наиболее бурно. Этому есть свое объяснение - общество ищет естественные способы защиты от экономико-социальных потрясений. Период хрущевской оттепели - недавний пример этому постулату. До самого начала 50-х годов режим, созданный Сталиным и его ближайшим окружением, который с полным основанием можно назвать тоталитарным, переживал период своего расцвета. Успешно решались задачи индустриального развития страны. Советский Союз выстоял и победил в кровопролитной войне, за короткий срок советский народ сумел быстрыми темпами восстановить разрушенное войной хозяйство. В этом смысле модель развития общества, носящая "мобилизационный" характер, дала вполне определенный положительный результат, если, правда, не забывать заплаченную за это цену. Но эта модель общества, созданная и функционировавшая в труднейший период развития Советской власти 20-х - конца 40-х годов, не могла существовать в неизменном виде слишком долго, так как абсолютно подрывала все физические, творческие и идеологические силы и способности населения. К началу 50-х годов она себя почти полностью исчерпала. Сам "вождь" начал осознавать то, что созданная им тоталитарная модель общества изжила себя. С этим связаны, в частности, с первого взгляда неявные попытки модернизации после XIX съезда партии хотя бы верхушечной области партийного руководства. Совершенно очевидно, что о смене этой еще пока четко работавшей системы при жизни Сталина никто помышлять не мог. Однако после его смерти наследники режима ощутили неизбежность реформирования тоталитарной системы. Началась реабилитация (пока еще в незначительных масштабах) незаконно репрессированных. Летом 1953 года был арестован и предан суду один из организаторов и исполнителей массовых репрессий Л. П. Берия и позже - ряд его сообщников. Параллельно были предприняты некоторые меры по демократизации партии и государства. В январе 1954 года по материалам проверки центральных, областных и районных государственных органов ЦК КПСС принял специальное постановление, в котором отмечалось, что партийные и советские органы основное внимание и силы сосредоточивают на сугубо бюрократических методах работы. В постановлении предлагалось перейти от практики канцелярско-бюрократического руководства к обеспечению проверки выполнения принятых решений. Обращалось внимание на необходимость осуществления подборки и расстановки кадров с учетом реальных возможностей, сохранности и упорядочения отчетности. В последовавших за этим решениях расширялись права местных и отраслевых органов управления, принимались меры по упорядочению и сокращению государственного аппарата, а также были осуществлены радикальные кадровые изменения в составе партийных и государственных руководящих органов. Многие решения, связанные с некоторой либерализацией существовавшей при Сталине системы, были предприняты в области развития народного хозяйства страны. Однако вплоть до XX съезда партии все это были лишь первые, достаточно робкие попытки, носящие косметический характер, изменений в некоторых областях жизни страны. В выступлениях некоторых руководителей страны, преемников сталинского режима и происходивших из его ближайшего окружения, хотя и высказывались мысли о недостатках царившей при жизни "вождя" системы, о проявлении культа личности и негативных моментах, сопровождавших это явление, прямо по имени виновник всего случившегося пока не назывался. И все же следует признать, что без этого своеобразного подготовительного периода, длившегося до начала работы XX съезда КПСС, едва ли бы состоялся сам этот съезд с его радикальными решениями. XX съезд КПСС проходил в Москве в феврале 1956 года. К этому времени компартия страны насчитывала в своих рядах 7 млн. 216 тыс. коммунистов. Съезд закрепил и подтвердил начавшийся после смерти Сталина пересмотр многих аспектов внутренней и внешней политики страны, содержания деятельности самой партии, то есть как бы легализовал все то, что началось после марта 1953 года и получило в отечественной публицистике название "оттепели" во всех областях жизни страны. В области экономики впервые после В. И. Ленина был поставлен вопрос о необходимости перехода от административно-бюрократических к экономическим методам управления. Подчеркивалось и значение научно-технического прогресса в жизни общества. Все это, правда, в дальнейшем приняло лишь декларативные формы. Съезд принял план шестой пятилетки. В области социальной политики мерами, принятыми после XX съезда, удалось добиться значительного улучшения уровня жизни советских людей. Что касается внешней политики, то решения съезда позволили стране продолжить в дальнейшем большой и трудный путь от самоизоляции и конфронтации с ведущими капиталистическими державами к международному доверию и сотрудничеству. Укреплялись отношения КПСС с другими коммунистическими и рабочими партиями. Однако самые радикальные решения, принятые XX съездом КПСС, касались внутриполитической области. Заявлялось о восстановлении законности, ленинских норм внутрипартийной жизни, расширялись права союзных республик. Началось разоблачение культа личности Сталина, выявление его истоков. Эта попытка была сделана в докладе съезду Н. С. Хрущева (с сентября 1953 года - Первого секретаря, а с марта 1958 года - в том числе и председателя Совета министров СССР) "О культе личности и его последствиях", представленном делегатам на закрытом заседании, а также в принятом 30 сентября 1956 года специальном постановлении ЦК КПСС. При всей ограниченности оценок деятельности Сталина доклад произвел такое воздействие на умы членов партии, а затем, несмотря на его закрытый, секретный характер, и широких слоев советского народа, что возвращение к репрессивному режиму сталинского типа уже было невозможно. Эта информация буквально перевернула все общественное сознание и раскрыла, хотя пока и частично, правду о преступлениях Сталина. В докладе и специальном постановлении ЦК говорилось о "деформации" социализма из-за личных качеств характера Сталина и особенностей послереволюционной ситуации. Сама деятельность Сталина оказалась разделенной на два этапа. Первый - период борьбы с оппозицией, время индустриализации, коллективизации, Великой Отечественной войны - характеризовался как положительный. Второй, получивший как раз и название "периода культа личности", хронологически четко не был определен: либо его начало отодвигалось во вторую половину 30-х годов, либо речь шла о последних годах жизни "вождя". В любом случае разоблачение сталинщины осуществлялось в рамках существовавшей прежней социалистической системы, а поэтому не только не затрагивало сути тоталитарно-бюрократической системы, но и в определенной мере скрывало ее социальную природу, сводя все пороки системы только к культу личности, к особенностям характера Сталина. Сам же культ личности воспринимался как своего рода историческая случайность, отклонение от магистрального исторического развития социалистического общества. По сути говоря, получалось, что если бы не было Сталина - не существовало бы в истории нашей страны и культа личности со всеми его отрицательными последствиями. Такой преимущественно поверхностный анализ этого явления в жизни нашей страны в значительной степени затруднял понимание глубинных его корней, рассмотрение его в комплексе связей политических, экономических, психологических и нравственных. Поэтому выдвигалась единственная задача - "восстановление ленинских норм" в действиях партии и государства. Подобное ограниченное объяснение не позволяло проследить органическую связь "культа личности" с тоталитарно-бюрократической природой общественной системы, созданной самой партией. В любом случае, осуждение культа личности Сталина стало первым шагом грядущих изменений во всех областях жизни советского народа. С нравственной точки зрения его можно оценить как факт политического мужества и самого Н. С. Хрущева, и тех коммунистов, которые его поддержали. Время Хрущева-один из наиболее значительных и непростых периодов нашей истории. Значительных - потому что перекликается с идущими сейчас в нашей стране реформами, с процессом демократизации, который, как многие считают, все еще продолжается в нашей стране. Непростых-потому что касается десятилетия, которое поначалу называли "славным", а потом осуждено как время "волюнтаризма" и "субъективизма". А ведь именно тогда состоялись ХХ и ХХII съезды партии, отразившие острые политические борения и определившими относительно новый политический курс страны. Тогда же был начат процесс перехода от "холодной войны" к мирному сосуществованию, было приоткрыто окно в современный мир. На том крутом изломе истории общество вдохнуло полной грудью воздух обновления - и замерло... то ли от избытка, то ли от нехватки кислорода. Либерализация многих областей жизни советского народа, наступившая после смерти Сталина, не обошла стороной и его культурную и духовную сферу. 50-е годы отмечены заметным развитием литературы и искусства советского многонационального государства. В декабре 1954 года состоялся II Всесоюзный съезд писателей, в феврале-марте 1957 года работал I Всесоюзный съезд художников, в марте того же года состоялся II Всесоюзный съезд кинематографистов. В литературе и искусстве этого десятилетия на первый план выдвигается тема современности, героики трудовых будней советского народа, тема Великой Отечественной войны. Активно развивалось киноискусство. При этом следует отметить определенную противоречивость в процессе развития литературы и искусства в период хрущевской "оттепели". С одной стороны, были реабилитированы репрессированные в годы сталинского режима деятели советской культуры, наблюдался расцвет публицистики, значительно расширялись рамки "дозволенного". Все это готовило общественное сознание для будущих крупных перемен. Но с другой стороны, некоторые писатели и деятели искусства за свои острые критические выступления и произведения, не укладывавшиеся в стандарты господствующей системы "социалистического реализма", были обвинены в "очернении социалистической действительности", критиковались официальной пропагандой за "формализм", "абстракционизм" и т.п. Поэтому, несмотря на ряд положительных сдвигов, тоталитарная система по-прежнему продолжала жестко контролировать духовную сферу жизни советского народа. В ходе выполнения данной курсовой работы были использованы различные литературно-документальные источники. Ключевыми из них явились следующие: История России. ХХ век. // под редакцией В. П. Дмитренко Новейшая история Отечества. ХХ век // под ред. А. Ф. Киселева Верт Н. История Советского государства. 1900-1991. История. Справочник абитуриента / С. В. Новиков Левандовский А. А., Щетинов Ю. А. Россия в ХХ веке. Хатынский В. Т. Интеллигенция и Россия: историческое прошлое и перспективы. 60-е годы. При подготовке работы также были изучены и использованы журнальные публикации, отражающие историческую сущность периода "хрущевской оттепели". 1. ПОСЛЕСТАЛИНСКАЯ "ОТТЕПЕЛЬ". В числе первых инициатив хрущевской администрации была реорганизация в апреле 1954 г. МГБ в Комитет государственной безопасности при Совмине СССР, сопровождавшаяся значительной сменой кадров. Была отдана под суд за фабрикацию фальшивых "дел" часть руководителей карательных органов (бывшие министр МГБ В. Н. Меркулов, зам. министра МВД В. 3. Кобулов, министр внутренних дел Грузии В. Г. Деканозов и др.), введен прокурорский надзор за службой госбезопасности. В центре, в республиках и областях она была поставлена под бдительный контроль соответствующих партийных комитетов (ЦК, обкомов, крайкомов), иначе говоря, под контроль партократии. В 1956-1957 гг. снимаются политические обвинения с репрессированных народов и восстанавливается их государственность. Это не затронуло тогда немцев Поволжья и крымских татар: подобные обвинения были сняты с них соответственно в 1964 и 1967 гг., а собственную государственность они не обрели и по сию пору. Кроме того, руководство страны не приняло действенных мер для открытого, организованного возвращения вчерашних спецпереселенцев на свои исторические земли, не разрешило до конца проблем их справедливого расселения, заложив тем самым еще одну мину под межнациональные отношения в СССР. В сентябре 1953 г. Верховный Совет СССР специальным указом открыл возможность для пересмотра постановлений бывших коллегий ОГПУ, "троек" НКВД и упраздненного к тому времени "особого совещания" при НКВД-МГБ-МВД. К 1956 г. было освобождено из лагерей и реабилитировано посмертно около 16 тыс. человек. После XX съезда КПСС (февраль 1956 г.), развенчавшего "культ личности Сталина", масштабы реабилитации были увеличены, миллионы политзаключенных обрели долгожданную свободу. По горьким словам А. А. Ахматовой, "две России глянули друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили".1 Возвращение в общество огромной массы ни в чем не повинных людей поставило власть перед необходимостью объяснить причины постигшей страну и народ трагедии. Такая попытка была сделана в докладе Н. С. Хрущева "О культе личности и его последствиях" на закрытом заседании XX съезда, а также в принятом 30 июня 1956 г. специальном постановлении ЦК КПСС. Все, однако, сводилось к "деформации" социализма из-за особенностей послереволюционной ситуации и личных качеств И. В. Сталина, выдвигалась единственная задача - "восстановление ленинских норм" в деятельности партии и государства. Это объяснение было, безусловно, крайне ограниченным. Оно старательно обходило социальные корни явления, поверхностно определенного как "культ личности", его органическую связь с тоталитарно-бюрократической природой общественной системы, созданной коммунистами. И все же сам факт публичного осуждения творившихся в стране десятилетиями беззаконий и преступлений высших должностных лиц произвел исключительное по своей силе впечатление, положил начало кардинальным переменам в общественном сознании, его нравственному очищению, дал мощный творческий импульс научной и художественной интеллигенции. Под напором этих перемен стал расшатываться один из краеугольных камней в фундаменте "государственного социализма" - тотальный контроль властей над духовной жизнью и образом мышления людей.1 На проводившихся с марта 1956 г. чтениях закрытого доклада Н. С. Хрущева в первичных парторганизациях с приглашением комсомольцев многие, несмотря на страх, десятилетиями насаждавшийся в обществе, откровенно высказывали свои мысли. Поднимались вопросы об ответственности партии за нарушения законности, о бюрократизме советской системы, о сопротивлении чиновников ликвидации последствий "культа личности", о некомпетентном вмешательстве в дела литературы, искусства, о многом другом, что до этого возбранялось публично обсуждать. В Москве и Ленинграде начали возникать кружки студенческой молодежи, где их участники старались осмыслить политический механизм советского общества, активно выступали с изложением своих вглядов на комсомольских собраниях, зачитывали подготовленные ими рефераты. В столице группы молодежи по вечерам собирались у памятника Маяковскому, декламировали свои стихи, вели политические дискуссии. Было и множество других проявлений искреннего желания молодых людей разобраться в окружающей их действительности.1 Особенно заметно "оттепель" проявилась в литературе и искусстве.2 Восстанавливается доброе имя многих деятелей культуры - жертв беззакония: В. Э. Мейерхольда, Б. А. Пильняка, О. Э. Мандельштама, И. Э. Бабеля и др. После долгого перерыва стали издаваться книги А. А. Ахматовой и М. М. Зощенко. Широкая аудитория получила доступ к произведениям, незаслуженно замалчиваемым или ранее неизвестным. Публиковались стихи С. А. Есенина, распространявшиеся после его смерти преимущественно в списках. В консерваториях и концертных залах зазвучала почти забытая музыка западноевропейских и русских композиторов конца XIX - начала XX в. На художественной выставке в Москве, устроенной в 1962 г., были выставлены картины 20-30-х гг., долгие годы пылившиеся в запасниках. Оживлению культурной жизни общества способствовало появление новых литературно-художественных журналов: "Юность", "Иностранная литература", "Москва", "Нева", "Советский экран", "Музыкальная жизнь" и др. Второе дыхание обрели и уже известные журналы, прежде всего "Новый мир" (главный редактор А. Т. Твардовский), превратившийся в трибуну всех демократически настроенных творческих сил в стране. Именно там была в 1962 г. напечатана небольшая по объему, но сильная по гуманистическому звучанию повесть бывшего узника ГУЛАГа А. И. Солженицына о судьбе советского политзаключенного - "Один день Ивана Денисовича". Потрясшая миллионы людей, она ясно и впечатляюще показала, что наиболее пострадал от сталинизма тот "простой человек", чьим именем власти клялись на протяжении целых десятилетий. Основным направлением поисков художественной интеллигенции, наряду с осмыслением драмы народа в годы Великой Отечественной войны, было стремление показать жизнь такой, какая она есть, без "лакировки", парадности и шумихи, без надуманного и "идеологически выдержанного" героизма - т. е. жизнь обыкновенных людей с их повседневными заботами, огорчениями и радостями. В числе лучших художественных произведений разных жанров той поры были: стихи Е. А. Евтушенко, Б. А. Ахмадулиной и А. А. Вознесенского, поэмы А. Т. Твардовского "За далью - даль" и "Теркин на том свете", песни Б. Ш. Окуджавы и А. И. Галича, рассказ М. А. Шолохова "Судьба человека", повести В. П. Аксенова, роман В. Д. Дудинцева "Не хлебом единым", первая часть трилогии К.М.Симонова "Живые и мертвые", фильмы "Летят журавли" (режиссер М. К. Калатозов), "Баллада о солдате" (режиссер Г. Н. Чухрай), "Весна на Заречной улице" и "Застава Ильича" (режиссер М. М. Хуциев), спектакли новых московских театров "Современник" (гл. режиссер О. Н. Ефремов) и Театра драмы и комедии на Таганке (гл. режиссер Ю. П. Любимов). Со второй половины 50-х гг. заметно расширяются международные связи советской культуры. Был возобновлен Московский кинофестиваль (впервые состоялся в 1935 г.). Высокий авторитет в музыкальном мире приобрел Международный конкурс исполнителей им. Чайковского, регулярно проводимый в Москве с 1958 г. Открылась возможность ознакомиться с зарубежным художественным творчеством. Была восстановлена экспозиция Музея изобразительных искусств им. Пушкина, накануне войны переведенная в запасники. Проводились выставки зарубежных собраний: Дрезденской галереи, музеев Индии, Ливана, картин мировых знаменитостей (П. Пикассо и др.).1 Активизировалась и научная мысль. С начала 50-х и до конца 60-х гг. почти в 12 раз выросли расходы государства на науку, а численность научных работников увеличилась в шесть раз и составила четвертую часть всех ученых мира. Было открыто много новых исследовательских институтов: электронных управляющих машин, полупроводников, физики высоких давлений, ядерных исследований, электрохимии, радиационной и физико-химической биологии. Закладывались мощные центры по ракетостроению и изучению космического пространства, где плодотворно трудились С. П. Королев и другие талантливые конструкторы. В системе Академии наук СССР возникли учреждения, занимавшиеся биологическими исследованиями в области генетики. Продолжало изменяться территориальное размещение научных учреждений. В конце 50-х гг. сформировался крупный центр на востоке страны - Сибирское отделение Академии наук СССР. В него вошли Дальневосточный, Западно-Сибирский и Восточно-Сибирский филиалы АН СССР, институты Красноярска и Сахалина. Мировое признание получили труды ряда советских ученых-естествоиспытателей. В 1956 г. Нобелевской премией была отмечена разработка академиком Н. Н. Семеновым теории химических цепных реакций, ставшей основой получения новых соединений - пластических масс, превосходящих по свойствам металлы, синтетических смол и волокон. В 1962 г. эта же премия была присуждена Л. Д. Ландау за изучение теории жидкого гелия. Фундаментальные исследования в области квантовой радиофизики Н. Г. Басова и А. М. Прохорова (Нобелевская премия 1964 г.) ознаменовали качественный скачок в развитии электроники. В СССР был создан первый молекулярный генератор - лазер, открыта цветная голография, дающая объемные изображения предметов. В 1957 г. был запущен самый мощный в мире ускоритель элементарных частиц - синхрофазотрон. Его использование привело к появлению нового научного направления: физики высоких и сверхвысоких энергий.1 Больший простор для научных разысканий получили ученые-гуманитарии. Появляются новые журналы по разным отраслям обществоведения: "Вестник истории мировой культуры", "Мировая экономика и международные отношения", "История СССР", "Вопросы истории КПСС", "Новая и новейшая история", "Вопросы языкознания" и др. В научный оборот были введены часть утаиваемых ранее работ В. И. Ленина, документов К. Маркса и Ф. Энгельса. Историки получили доступ к архивам. Публиковались документальные источники, исторические исследования по запретным до того темам (в частности, по деятельности социалистических партий России), воспоминания, статистические материалы. Это способствовало постепенному преодолению сталинистского догматизма, восстановлению, пусть и частично, правды в отношении исторических событий и репрессированных деятелей партии, государства и армии.2 Реформаторские веяния затронули также высшую и среднюю школу. Рост потребностей в специалистах стимулировал значительное увеличение числа вузов, прежде всего в областях знаний, непосредственно связанных с передовыми отраслями науки и производства: реактивной техникой, радиолокацией, ядерной энергетикой, электроникой, автоматикой и др. Резко менялось соотношение между различными формами обучения. На первый план вышло вечернее и заочное образование для людей, занятых на производстве (от 28% всех студентов в 1946 г. до почти 52% в 1961 г.).1 В 1957 г. были введены новые правила приема в вузы. По ним преимущества при поступлении получали лица, имевшие стаж работы не менее двух лет или демобилизованные из рядов Советской Армии. Для такой молодежи создавалась сеть курсов по подготовке к вступительным экзаменам. К концу 50-х гг. доля молодых рабочих и колхозников в составе студенчества достигла 70%. Наряду с положительными моментами это имело и ряд отрицательных: снизились уровень подготовки поступающих на первый курс, успеваемость студентов и качество их знаний. Еще более противоречивой была реформа общего среднего образования, предпринятая в 1958 г. под лозунгом борьбы за "укрепление связи школы с жизнью". Вместо семилетнего вводилось обязательное восьмилетнее обучение. Полное среднее образование осуществлялось на "политехнической" основе - через соединение обучения в школе с производственным трудом. Два дня в неделю вместо уроков школьники старших классов должны были работать на предприятиях или в сельском хозяйстве. Срок обучения в средней школе увеличивался с 10 до 11 лет, а выпускники помимо аттестата зрелости получали свидетельство о специальности. Одновременно была упразднена система "трудовых резервов" - военизированных ремесленных и фабрично-заводских училищ. Их заменили обычные профессионально-технические училища, куда можно было поступать после VIII класса. Школы, однако, не располагали необходимой материальной базой для организации профобучения. Предприятия-шефы, на чьи плечи возлагалась эта обязанность, далеко не всегда были заинтересованы в труде школьников. В результате профессиональная подготовка зачастую носила формальный характер. Лишь небольшой процент выпускников работал по специальностям, полученным в школе. В то же время ухудшилась общеобразовательная подготовка учащихся. В середине 60-х гг. "политехническая" часть школьной реформы была отменена. Политика "управляемой десталинизации". Сразу после XX съезда КПСС партфункционеры забили тревогу. По итогам обсуждения закрытого доклада Н. С. Хрущева о преступлениях сталинской эпохи было оперативно принято специальное постановление, где с беспокойством и явным неодобрением говорилось об "имевших место на собраниях партийных организаций отдельных антипартийных выступлениях, в которых под видом осуждения : культа личности ставились под сомнение правильность политики партии и решений XX съезда, содержалась клевета по адресу партии и советского общественного строя, огульно охаивался и дискредитировался партийный и государственный аппарат". Так в худших традициях сталинской эпохи были расценены искренние суждения рядовых коммунистов о насущных вопросах жизни партии и общества. Руководство КПСС поспешило четко обозначить допустимые границы критики компартии и советского политического режима. В ответ на призывы общественности отменить позорные постановления ЦК по идеологическим вопросам 1946- 1948 гг. было категорически заявлено, что они, несмотря на явные "перегибы" и несправедливые оценки отдельных лиц, сыграли огромную роль в развитии художественного творчества по пути социалистического реализма" и в своем "основном содержании сохраняют актуальное значение". Систематически разносной критике - за "упаднические тенденции", "идеологическую сомнительность", "недооценку руководящей роли партии", "ревизионистские настроения" и "формализм" - подвергались писатели и поэты (А. А. Вознесенский, Д. А. Гранин, В. Д. Дудинцев, С. И. Кирсанов и др.), скульпторы и художники (Э. Н. Неизвестный, Р. Р. Фальк и др.), режиссеры (М. М. Хуциев и др.), ученые-гуманитарии. В 1958 г. из Союза писателей был исключен как "литературный сорняк" Б. Л. Пастернак за публикацию в зарубежье романа "Доктор Живаго", повествующего о драматической судьбе русского интеллигента в революции и удостоенного Нобелевской премии. Тяжело заболевший после оголтелой травли в печати, но духовно не сломленный поэт в те дни написал: Я пропал, как зверь в загоне. Где-то воля, люди, свет. А за мною шум погони, Мне наружу хода нет... Что ж посмел я намаракать, Пакостник я и злодей? Я весь мир заставил плакать Над красой земли моей.1 Выступая на III съезде писателей СССР в мае 1959 г., Н. С. Хрущев с удовлетворением заявил, что "носители ревизионистских взглядов и настроений потерпели полный идейный разгром. Борьба закончилась, и уже летают, как говорится, ангелы примирения". Но и после этого гонения на непокорных литераторов и художников продолжались. Так, роман В. С. Гроссмана "Жизнь и судьба", одно из наиболее впечатляющих произведений о войне, завершенный автором в 1960 г., был изъят у него органами госбезопасности и увидел свет только в конце 80-х гг. Пугливая советская интеллигенция внешне присмирела, отводя душу в политических диспутах на кухнях собственных квартир и в сочинении огромного количества едких анекдотов. И все же в этой среде были люди, нашедшие силы открыто отстаивать свои демократические убеждения и протестовать против регулируемой в интересах партаппарата десталинизации общества. С идеологическими отступниками власти не церемонились. В 1957 г. аресту подверглись молодые ученые Р. Пименов и Б. Вайль за написание и распространение послесловия к закрытому докладу Н. С. Хрущева. Судебный процесс над ними стал первым политическим делом над рядовыми гражданами в хрущевской "оттепели". В том же году была разгромлена группа аспиранта исторического факультета Московского университета П. Краснопевцева, называвшая себя "Союзом патриотов России". Ее члены хотели выработать новую идеологию, отличную от идеологии правящей партии, готовили правдивую историю КПСС, распространяли листовки. В ноябре 1958 г. в МГУ органами госбезопасности был ликвидирован еще один студенческий кружок. Его участникам предъявили официальное обвинение в создании "антисоветской организации" и попытке устроить подпольную типографию. Арестованная по этому делу В. Е. Машкова направила правительству письмо. Как подчеркивала в нем девушка, ее и друзей преследуют за то, что партия, осудив "культ личности Сталина и лишив молодежь былого идеала", вместе с тем взяла курс "на пресечение всякой самостоятельной переоценки ценностей и всякого духовного поиска". Вошел в историю и генерал-фронтовик П. Г. Григоренко, начальник кафедры Военной академии им. Фрунзе. В 1961 г. он публично предостерег от опасности нового "культа личности" и предложил в качестве гарантии ряд мер, в частности, обязательную сменяемость высоких должностных лиц партийного и государственного аппарата. Отправленный в наказание служить на Дальний Восток, генерал основал "Союз борьбы за возрождение ленинизма". Одной из его целей было "возвращение реальной власти Советам депутатов трудящихся". После этого Григоренко разжаловали в рядовые и поместили в специальную психиатрическую больницу. На рубеже 50-60-х гг. появляются бесцензурные издания ("самиздат"), немало сменявших друг друга машинописных журналов ("Синтаксис", "Феникс-61" и др.). По меткому замечанию А. А. Ахматовой, начался "догутенберговский период советской литературы".1 Невзирая на жесткое преследование властей, зародившееся в хрущевское время движение диссидентов (инакомыслящих) продолжало развиваться и в последующие годы. Стремясь овладеть нараставшим общественным подъемом и изжить обозначившийся в массах под напором критики сталинизма кризис доверия к КПСС, партийные идеологи подготовили очередную "программу великих свершений", обещавшую полное изобилие материальных и духовных благ не в отдаленной перспективе, а уже "нынешнему поколению советских людей". XXI съезд КПСС (1959 г.) сделал вывод, что социализм в СССР одержал "полную и окончательную победу" и страна вступила в период "развернутого строительства коммунизма". Развивая эту идею, XXII съезд КПСС (1961 г.) принял третью программу партии, где детально расписывались задачи по построению к 1980 г. в основных чертах коммунистического общества. Намечалось выйти на первое место в мире по производительности труда и выпуску продукции на душу населения, уровню жизни народа; преобразовать "социалистическую государственность в общественное коммунистическое самоуправление"; воспитать "нового человека, гармонически сочетающего в себе духовное богатство, моральную чистоту и физическое совершенство".2 Номенклатурное мифотворчество, наложившись на еще не размытую до конца в общественном сознании веру в "светлые идеалы" и позитивные изменения в стране, вызвало последний в советской истории всплеск искреннего энтузиазма довольно широких слоев народа. Это, в частности, нашло отражение в многочисленных трудовых починах, молодежных стройках по комсомольским путевкам, в массовом движении "бригад коммунистического труда", в других идущих снизу формах соцсоревнования. 2. ПРЕДЕЛЫ КУЛЬТУРНОЙ ОТТЕПЕЛИ Оттепель в сфере культуры предшествовала либерализации в политике. Если ограничиться только известными именами, то уже в 1953-1956 гг. критик В. Померанцев в вызвавшем широкий резонанс эссе "Об искренности в литературе", И. Эренбург в романе с символическим названием "Оттепель" и М. Дудинцев в романе "Не хлебом единым" поставили целый ряд важнейших вопросов: что следует сказать о прошлом, в чем миссия интеллигенции, каковы ее отношения с партией, какова роль писателей или художников в системе, в которой партия через контролируемые ею "творческие" Союзы признавала (или нет) то или иное лицо писателем или художником (как сказал Померанцев: "Я слышал, что Шекспир вообще не был членом союза, а неплохо писал"), как и почему правда повсюду уступала место лжи. На эти "кощунственные" вопросы (которые прежде обошлись бы тем, кто их поставил, по меньшей мере несколькими годами лагерей) власти, еще не определившись в своей политике, прореагировали неуверенно, колеблясь между административными мерами (отстранение поэта Твардовского, опубликовавшего эссе Померанцева, от руководства "Новым миром") и предупреждениями в адрес министерства культуры, не сопровождавшимися, однако, какими-либо санкциями.1 Съезд Союза писателей (декабрь 1954 г.) прошел в достаточно откровенных дискуссиях (сам Шолохов выразил сожаление о "грязном потоке безликой и посредственной литературы", порожденной официальными заказами и отмеченной государственными премиями) и принес несколько реабилитации в литературном мире (Булгакова, Тынянова). Съезд не вынес никаких серьезных обвинений в адрес "инакомыслящих". В то же время, вызвав столько надежд, XX съезд КПСС весьма разочаровал интеллигенцию в отношении открывавшихся перед ней творческих перспектив. Разоблачение культа личности принципиально ничего не изменило в представлениях о "функциях" гуманитариев в социалистическом обществе. Согласно Хрущеву, история, литература и другие виды искусства должны были отражать роль Ленина, а также грандиозные достижения коммунистической партии и советского народа. Директивы были четкими: интеллигенция должна была приспособиться к "новому идеологическому курсу" и служить ему. Однако съездовские разоблачения привели к мучительной переоценке ценностей среди людей, которые особенно скомпрометировали себя при Сталине. Спустя два месяца после съезда покончил с собой А. Фадеев, первый секретарь Союза писателей. Интеллигенция раскололась на два лагеря: консерваторов, во главе с Кочетовым, и либералов, где признанным лидером был Твардовский. Хрущев балансировал между этими двумя лагерями, проводя двойственную и обреченную на провал политику. Консерваторы получили журналы "Октябрь", "Нева", "Литература и жизнь"; либералы - "Новый мир" и "Юность". В области музыки и живописи власти также дали вздохнуть немного свободнее. Не отказываясь от того, чтобы руководить миром искусств и держать его в рамках дозволенного, они, не задумываясь, свалили всю вину за былое на Берию и Жданова. Шостакович, Хачатурян и другие композиторы, подвергнутые критике в 1948- 1949 гг., восстановили свое положение. Что же касается литературы - искусства более "чувствительного", - то Хрущев неоднократно сам пытался определить степень и границы свободы писателей. Свобода распространялась главным образом на форму, откровенные ссылки на каноны "социалистического реализма" стали отходить на второй план. В то же время были сохранены все ограничения, вытекавшие из принципа "партийности", призванной "вдохновлять" писателя. "Дело Пастернака" самым наглядным образом показало пределы десталинизации в отношении между властью и интеллигенцией. В 1955 г. Пастернак закончил роман "Доктор Живаго". Поскольку в советских литературных журналах было невозможно издать роман, он вышел в свет за границей. Его мгновенный успех ухудшил и без того натянутые отношения писателя с властями. Присвоение в 1958 г. Пастернаку Нобелевской премии довело недовольство властей до пароксизма. Пастернака заставили отказаться от премии. Чтобы избежать высылки из СССР, ему пришлось направить в "Правду" заявление (5 ноября 1958 г.), в котором он объяснял, что отказался от премии по собственной инициативе и обвинял Запад в использовании его произведения в политических целях. Власти озлобились на автора не только за содержание его произведения, всем своим духом противостоявшего миропониманию, которое пыталась насадить партия; помимо этого, "дело Пастернака" ставило два других важных вопроса: о возрождении традиционной роли русского писателя, носителя правды, не потворствующего политической власти, а также вопрос об отношениях с внешним миром: посылка романа для издания за границу подрывала монополию на право общения с внешним миром, которую власти намеревались сохранить за собой. "Дело Пастернака" показало пределы десталинизации с разных точек зрения: имело место не только отношение властей к "отклоняющемуся" интеллигенту, которому предъявлялся целый набор обвинений (антисоветчина, презрение к русскому народу, непростительное преклонение перед Западом из-за материальной корысти и т.д.), использовавшихся еще четверть века всякий раз, когда будут тыкать пальцем в диссидента, но также и поведение самой интеллигенции в целом. Когда столкновение между Пастернаком и властями вынудило интеллигенцию открыто сделать выбор, последняя сдалась. Большинство писателей, созванных 27 октября 1958 г., чтобы решить вопрос об исключении Пастернака из Союза писателей, встретили аплодисментами обвинения, высказанные против нобелевского лауреата первым секретарем ЦК комсомола Семичастным, обвинившим Пастернака в том, что "он нагадил там, где ел, он нагадил тем, чьими трудами он живет и дышит". "Дело Пастернака" породило серьезный кризис в сознании российской интеллигенции, показавшей себя неспособной открыто противостоять давлению власти. Этот кризис для многих перерос в чувство постоянной глубокой вины и в то же время стал началом нравственного возрождения. Удовлетворенный исходом "дела" Хрущев, со своей стороны, остановил свое наступление на либералов. Более того, предпринятый в 1958- 1960 гг. ряд шагов засвидетельствовал тенденцию к известной либерализации: Твардовскому было возвращено руководство "Новым миром"; прошедший в мае 1959 г. III съезд Союза писателей завершился уходом Суркова, выказавшего особое рвение в кампании против Пастернака, место которого в руководстве Союза занял Федин - представитель более умеренного течения. Наконец, назначение министром культуры Е. Фурцевой поначалу также показалось уступкой новым веяниям. Тем не менее эти меры оказались недостаточными, чтобы сгладить в памяти интеллигентов удручающее впечатление, вызванное "делом Пастернака".1 В конце 50-х гг. возник "самиздат". Этим словом были названы машинописные журналы, родившиеся в среде молодых поэтов, писателей, философов, историков, которые по субботам встречались на площади Маяковского в Москве. Со дня открытия памятника поэту 29 июля 1958 г. площадь стала излюбленным местом встречи молодого поколения московской интеллигенции. Все попытки комсомола подчинить себе это движение и направить его в спокойное русло "революционного романтизма" не имели успеха. Когда через несколько месяцев власти запретили собрания, было уже поздно, новое поколение заставило прислушаться к своему голосу. После запрета публичных выступлений оно обратилось к подпольным изданиям. Молодым поэтом А. Гинзбургом был основан первый "самиздатовский" журнал "Синтаксис", в котором увидели свет ранее запрещенные произведения Б. Ахмадулиной, Вс. Некрасова, Б. Окуджавы, Е. Гинзбург, В. Шаламова. Когда в I960 г. А Гинзбург был арестован и приговорен к двум годам лагерей за агитацию, направленную на ослабление советской системы, эстафету приняли другие представители молодого поколения, выступившие с новыми журналами. На авансцену вышло первое поколение диссидентов: Галансков, Буковский, Бакштейн, Кузнецов.1 Появление этих маргинальных для советской системы движений совпало с проведением радикальной реформы в системе образования, вызвавшей серьезное недовольство широких слоев населения, и прежде всего интеллигенции. Эта реформа, вдохновлявшаяся хрущевской идеей "орабочивания", в теоретическом плане преследовала цель "укрепить связь школы и жизни", а на практике должна была помочь восполнить растущую нехватку квалифицированной рабочей силы и бороться против неприязненного отношения всего общества к физическому труду и техническим профессиям, от которых отвернулась молодежь всех слоев населения. Закон от 24 декабря 1958 г. заменял прежнюю систему школьного образования, предусматривавшую две ступени - обязательное семилетнее образование с последующим выходом на производство и полное десятилетнее образование - единым восьмилетним, по завершении которого выпускники были обязаны три года проработать на заводах или в сельском хозяйстве, одновременно продолжая учиться, если они этого хотели. Поступление в вуз теперь полностью зависело от работы на производстве и обусловливалось не блестящими результатами в средней школе, а производственным стажем, общественным "лицом" и политическими критериями. Помимо этого, вузы должны были оставлять все большее число мест "трудящимся" и строить сложную систему посредствующих звеньев между предприятиями и учебными заведениями. Эта реформа вызвала всеобщее недовольство. Интеллигенция и привилегированные слои общества восставали против нее потому, что она лишала их детей решающих преимуществ для получения высшего образования. Другие возмущались тем, что успехи их детей в школе, которые они полагали достаточными для дальнейшего продвижения, были дискредитированы неуместным "орабочиванием" и восхвалением производства, которое все только и мечтали покинуть. Руководители предприятий, уже столкнувшиеся с текучестью кадров (которой они были также обязаны Хрущеву), были встревожены перспективой возрастающего беспорядка из-за наплыва рабочих-студентов или "транзитных" рабочих на пути в вуз. В свою очередь приемные комиссии для поддержания уровня обучения старались фильтровать разнородную студенческую массу, поставляемую им реформой. Задуманная, чтобы в обществе, вступающем в коммунизм, ликвидировать противоположность между физическим и умственным трудом - давняя мечта всех утопистов,- реформа на деле вылилась в карикатурные и абсурдные кампании за "слияние школы и жизни", "жизни и науки". Сотни тысяч представителей молодежи отправились на "полуканикулы" на целинные земли, на стройки в Братск, Красноярск или на Волгу, а ученые и вообще люди интеллектуального труда использовались на физических, непроизводительных работах на овощных базах, на уборке и т. д. в ущерб их профессиональной деятельности.1 Хрущевская "культурная революция", если и не была столь экстремистской, как китайская, питалась теми же иллюзиями. Ее главным результатом стала потеря, прежде всего в среде интеллигенции, значительной части кредита, полученного Хрущевым после XX съезда. 3. ЗАКАТ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ? Да, начало было славное. Но если задуматься теперь: а что же треть века спустя после того, как Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко и Андрей Вознесенский прогремели на весь Союз, чтобы не сказать на весь мир; - что же теперь, перечитывая их лучшие вещи, можно почерпнуть из их опыта? Там все и было рассчитано - на "весь мир". Глобальная ярость против тех, кто мешает, не верит, тормозит полет в будущее. Глобальная уверенность в грядущей мировой гармонии. Глобальная мечта. И все это рухнуло в небытие вместе с той идеальной системой верований, которая этих поэтов породила, и прежде всего - с верой в коммунизм, последними искренними адептами которого и оказались шестидесятники. Другое, оппозиционное этой вере крыло поэзии шестидесятников - защитники крестьянского начала - попыталось воссоздать по существу такую же идеальную модель души, но не на интернациональной, а на национальной основе. И лучшие поэты направления: Николай Рубцов, Станислав Куняев, Юрий Кузнецов - обернулись провозвестниками распада и крушения идеального мира, который оказалось нельзя спасти ни при помощи поэтического воодушевления, ни при помощи жесткой государственности. В конце концов наиболее долговечными в смысле ценностей оказались поэты, в наименьшей степени впутанные в ту или иную идеологию - такие, как Владимир Соколов и Анатолий Жигулин, - чья поэзия была больше связана с бытийными основами человеческого существования, чем с теми или иными доктринами, на которые опирались и с которыми сражались шестидесятники. Самый же решительный из поколения - Иосиф Бродский, - реализовавшийся как поэт мирового дыхания и мирового духа, стал самым яростным и непримиримым отрицателем "шестидесятничества" в его как почвенном, так и в беспочвенном вариантах.1 Прозаики замахивались на большее и потеряли больше. Три ярчайших прозаика поколения шестидесятников - Василий Аксенов, Владимир Максимов и Георгий Владимов - начали с того же, с чего и поэты: с отстаивания своего права на независимость, с отказа от пошлости всеобщего обывательского устроения, с отвоевания своего места в режимном мире. Их первые вещи и остались лучшими - по чистоте тона, по безоглядности самоутверждения и по внутренней обоснованности стиля. Подкрепить самоутверждение оказалось нечем; в отвоеванном месте почва ушла из-под ног; последние попытки выстроить художественную вселенную обернулись скорее безнадежной борьбой с материалом, чем успешным миросозиданием. Аксеновская демонстративно "полая" фактография, максимовский демонстративный разворот в публицистику, полную безысходности, владимовское мучительное разбирательство с войной, где неясно, где свои, где чужие, - вот грани этого кризиса. На крестьянском фланге прозы Василий Белов, Василий Шукшин и Валентин Распутин начали с гимнов мудрой народной душе, с уверенной реабилитации русского национального характера, который надо спасти от космополитической заразы, а кончили - картиной капитуляции, развоплощения народного идеала, распада этого национального характера. Не провозвестниками возрождения явились и эти, крестьянского корня, невоевавшие дети воевавшей России, а вестниками надлома, распада великой державы и горького унижения народа. Характерно, что и здесь "прочней" других оказались Юрий Казаков и Юрий Трифонов - прозаики, не совпадавшие с доктриной "шестидесятничества", искавшие более широкой бытийной основы, хотя для Трифонова это было мучительно трудно; впрочем, и тот и другой - фигуры рубежные, стоят ближе к фронтовому поколению и, конечно, в сравнении с "идеалистами последнего призыва" менее наивны. Наиболее мощный из прозаиков, выдвинутых поколением шестидесятников, мощный уже хотя бы по замаху и захвату материала, - Фридрих Горенштейн, - яростно отмежевался именно от программно мыслящих ровесников с их просветительскими и либеральными иллюзиями, а святую Русь, брезжившую в сознании почвенников, вообще исключил из мирового порядка как нечто химерическое, подобное в этой химеричности христианской цивилизации и мировому коммунизму.1 Оставим философию, хотя характерно, что наиболее оригинально и нестандартно мыслящие философы из поколения шестидесятников: Мераб Мамардашвили, Александр Пятигорский и Георгий Гачев - начисто отпали от той идейной основы, на которой сформировалось их поколение, и воздействовали на ситуацию именно в том смысле, что самые основы надо сменить. Эвальд Ильенков? Вряд ли сохранил бы приверженность к первоначальному базису, если бы не ушел так рано. Что же можно сказать о такой сфере, как публицистика и критика в исполнении шестидесятников, или, точнее, об их вкладе в культурологию, политологию, в духовно-практическую ориентацию общества? Что два блестящих, всемирно известных культуролога, выдвинутые этим поколением - Михаил Гаспаров и Сергей Аверинцев, - нашли свое духовное прибежище: один в Древней Греции, другой в Византии? И что патриарх шестидесятников в этой сфере, всемирно известный писатель-культуролог Андрей Синявский, нигде на найдя прибежища от русских проблем, уперся в конце концов в фатальный вопрос об "Иване-Дураке", непредсказуемая душа которого и есть тот загадочный пункт, где великие, гуманные, светлые и человеколюбивые идеи оборачиваются тотальной подменой? Из критиков, выдвинутых этим поколением, счастливым, наверное, был рано умерший Марк Щеглов - именно потому, что, подобно Ильенкову, успел унести в могилу свою неповрежденную веру. Остальных ждала драма. По подбору и уровню талантов в сфере литературной критики поколение наших шестидесятников было никак не беднее тех шестидесятников XIX века, от которых оно унаследовало имя. Назову только два ярчайших таланта - Владимира Лакшина и Игоря Дедкова, ушедших из жизни в середине 90-х. Но - в отличие от Чернышевского, Добролюбова и Писарева, чье наследие, как бы там ни было, перепахало несколько поколений и определило пути русского сознания на сто лет, - шестидесятники нашего века не удержали в критике ни стиля, ни метода, ни идейной системы, хотя школа у них была блестящая - школа "Нового мира"; однако уделом их было - дожить до краха всех тех истин, которые они исповедовали.1 Исповедовали шестидесятники - абсолютную веру в собственные силы человека, который обходится без Бога, без такой идеальной мнимости, как религия и тем более без такой хитрой организации, как церковь. Оказалось, что, как и в древние времена, человек без Бога бессилен, и пополз он к Богу за спасением от самого себя, и стал встраивать свой атеизм в религию и восстанавливать ту хитрую организацию, из развалин которой выполз. Верили шестидесятники, что человек - добр по природе, надо только освободить эту его природу от всяческих проклятьем заклейменных препон и препятствий. Оказалось, что человек, как и велось от древности, - маловменяемый зверь, и чтобы смирить в нем природу, нужна сеть препон и препятствий - та самая, которая была заклеймена проклятьем. Не сомневались шестидесятники, что в будущем человечество организует свою жизнь по законам добра и красоты, неотделимым от знания истины. Оказалось, что в будущем человечеству не светит ничего, кроме знакомой по прошлому опыту драки за выживание и давки у кормушек. Под вопросом, таким образом, оказывается не просто "мечта человечества", обуявшая его в XX веке, - под вопросом оказывается само понятие "путь человечества", сама идея линейного времени. Неужели мы возвращаемся к цикличности, пахнущей праязыческими временами? Но такой возврат вроде бы невозможен, и потому проблема повисает как неразрешимая. Она, эта проблема, неизмеримо шире частного опыта шестидесятников. Просто мы оказались на сломе. Значит, и наш опыт никому не поможет. Никто не будет искать опоры в нас - никто, кроме тех, кто после нас будет мыкаться и корчиться в тисках этой же российской истории. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Первое послесталинское десятилетие было ознаменовано серьезными переменами в духовной жизни. Известный советский писатель И. Эренбург назвал этот период "оттепелью", наступившей после долгой и суровой сталинской "зимы". И в то же время это была не "весна" с ее полноводным и свободным "разливом" мыслей и чувств, а именно "оттепель", за которой мог вновь последовать и "легкий морозец". На перемены, начавшиеся в обществе, первыми откликнулись представители литературы. Еще до XX съезда КПСС появились публицистические и литературные произведения, обозначившие рождение нового направления в советской литературе - обновленческого. Одной из первых таких работ стала опубликованная в 1953 г. в "Новом мире" статья В. Померанцева "Об искренности в литературе", где он впервые поставил вопрос о том, что "честно писать - это значит не думать о выражении лиц высоких и невысоких читателей". Здесь же поднимался и вопрос о жизненной необходимости существования различных литературных школ и направлений. В "Новом мире" появились написанные в новом ключе статьи В. Овечкина, Ф. Абрамова, М. Лифшица, а также ставшие широко известными произведения И. Эренбурга ("Оттепель"), В. Пановой ("Времена года"), Ф. Панферова ("Волга-матушка река") и др. В них авторы отошли от традиционной лакировки реальной жизни людей в социалистическом обществе. Впервые за многие годы здесь был поставлен вопрос о губительности для интеллигенции той атмосферы, которая сложилась в стране. Однако власть признала публикацию этих работ "вредной" и отстранила А. Твардовского от руководства журналом. В ходе начавшейся реабилитации жертв политических репрессий были возвращены читателю книги М. Кольцова, И. Бабеля, А. Веселого, И. Катаева и др. Сама жизнь поставила вопрос о необходимости изменения стиля руководства Союзом писателей и отношений его с ЦК КПСС. Попытки А. Фадеева добиться этого через изъятие у Министерства культуры идеологических функций привели к его опале, а затем и к гибели. В своем предсмертном письме он отмечал, что искусство в СССР "загублено самоуверенно-невежественным руководством партии", а литераторов, даже самых признанных, низвели до положения мальчиков, уничтожали, "идеологически ругали и называли это партийностью". Об этом же говорили в своих произведениях В. Дудинцев ("Не хлебом единым"), Д. Гранин ("Искатели"), Е. Дорош ("Деревенский дневник".) Невозможность действовать репрессивными методами вынуждала партийное руководство искать новые приемы воздействия на интеллигенцию. С 1957 г. регулярными стали встречи руководства ЦК с деятелями литературы и искусства. Личные вкусы Н. С. Хрущева, выступавшего на этих встречах с многочисленными речами, приобретали характер официальных оценок. Подобное бесцеремонное вмешательство не находило поддержки не только у большинства самих участников этих встреч и у интеллигенции в целом, но и у самых широких слоев населения. В письме, адресованном Хрущеву, Л. Семенова из Владимира писала: "Вам не следовало выступать на этом совещании. Ведь Вы не специалист в области искусства... Но хуже всего то, что высказанная Вами оценка принимается как обязательная в силу Вашего общественного положения. А в искусстве декретирование даже абсолютно правильных положений вредно". На этих встречах откровенно говорилось и о том, что, с точки зрения власти, хороши лишь те работники культуры, которые в "политике партии, в ее идеологии находят неисчерпаемый источник творческого вдохновения". После XX съезда КПСС было несколько ослаблено идеологическое давление и в области музыкального искусства, живописи, кинематографии. Ответственность за "перегибы" прежних лет была возложена на Сталина, Берию, Жданова, Молотова, Маленкова и др. В мае 1958 г. ЦК КПСС издал постановление "Об исправлении ошибок в оценке опер "Великая дружба", "Богдан Хмельницкий" и "От всего сердца", в котором признавались бездоказательными и несправедливыми прежние оценки Д. Шостаковича, С. Прокофьева, А. Хачатуряна, В. Шебалина, Г. Попова, Н. Мясковского и др. Таким образом, с выдающихся представителей отечественного музыкального искусства было снято сталинское клеймо представителей "антинародного формалистического направления". В то же время в ответ на призывы в среде интеллигенции отменить и другие постановления 40-х гг. по идеологическим вопросам заявлялось, что они "сыграли огромную роль в развитии художественного творчества по пути социалистического реализма" и в своем "основном содержании сохраняют актуальное значение". Это свидетельствовало о том, что, несмотря на появление новых произведений, в которых пробивались ростки свободомыслия, в целом политика "оттепели" в духовной жизни имела вполне определенные границы. Говоря о них на одной из последних своих встреч с литераторами, Хрущев заявил, что достигнутое в последние годы "вовсе не означает, что теперь, после осуждения культа личности, наступила пора самотека... Партия проводила и будет последовательно и твердо проводить... ленинский курс, непримиримо выступая против любых идейных шатаний". Одним из ярких примеров допустимых пределов "оттепели" в духовной жизни стало "дело Пастернака". Публикация на Западе его запрещенного властями романа "Доктор Живаго" и присуждение ему Нобелевской премии поставили писателя буквально вне закона. В октябре 1958 г. он был исключен из Союза писателей и вынужден отказаться от Нобелевской премии, чтобы избежать высылки из страны. Настоящим потрясением для миллионов людей стал выход в свет произведений А. И. Солженицына "Один день Ивана Денисовича", "Матренин двор", в полный рост поставивших проблемы преодоления сталинского наследия в повседневной жизни советских людей. Стремясь предотвратить массовый характер антисталинских публикаций, что било не только по сталинизму, но и по всей тоталитарной системе, Хрущев специально в своих выступлениях обращал внимание писателей на то, что "это очень опасная тема и трудный материал" и заниматься им надо, "соблюдая чувство меры". Официальные "ограничители" действовали и в других сферах культуры. Резкой критике за "идеологическую сомнительность", "недооценку руководящей роли партии", "формализм" и т. п. регулярно подвергались не только писатели и поэты (А. Вознесенский, Д. Гранин, В. Дудинцев, Е. Евтушенко, С. Кирсанов, К. Паустовский и др.), но и скульпторы, художники, режиссеры (Э. Неизвестный, Р. Фальк, М. Хуциев), философы, историки. Все это оказывало сдерживающее влияние на развитие отечественной литературы и искусства, показывало пределы и истинный смысл "оттепели" в духовной жизни, создавало нервозную обстановку среди творческих работников, рождало недоверие к политике партии в области культуры. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ а) периодика: Аксютин Ю.В. Н.С.Хрущев: "Мы должны сказать правду о культе личности" //Труд 1988. 13 ноября. Бурлацкий Ф.М. Хрущев. Штрихи к политическому портрету // Новый мир 1988. №10. Волкогонов Д.А. Секретный доклад о Сталине // Новое время 1989. №16. C.26-29. Искандеров А.А. Мемуары Н.С.Хрущева как исторический источник // Вопросы истории 1995. №5-6. C.95-100. Козюренко Ю. Начало либерализации // Независимая газета 1996. 23 февраля. C. 5. Самсонова Т.Н. Концепция "правящего класса" Г. Моски // Социол. исслед. 1994. № 10. Рукавишников В.О. Социология переходного периода // Социол. исслед. 1994. № 6. Рукавишников В.О. Социальная динамика и политический конфликт в России // Социол. исслед. 1993. № 9-16. Хрущев Н.С. О культе личности и его последствиях // Известия ЦК КПСС 1989. №3. С.128-170. б) книги: Аджубей А.И. Те 10 лет. Воспоминания о Хрущеве. М., 1989. Никита Сергеевич Хрущев материалы к биографии. Сост. Ю.В. Аксютин М., 1989. Бовин А. Иного не дано. -М., 1988. Бурлацкий Ф.М. Вожди и советники. М.,1990. Верт Н. История Советского государства. 1900-1991. -М., 1998. Волкогонов Д.А. Семь вождей . T.1., -М., 1995. История России. ХХ век. // под редакцией В. П. Дмитренко. -М.: "Издательство АСТ ЛТД", 1998. История. Справочник абитуриента / С. В. Новиков -М.: Филол. общество "Слово", 1997. Левандовский А. А., Щетинов Ю. А. Россия в ХХ веке. -М.: Просвещение, 1998. Новейшая история Отечества. ХХ век // под ред. А. Ф. Киселева -М.: ВЛАДОС, 1998. Островский В. П., Уткин А. И. История России. ХХ век. -М.: Дрофа, 1998. Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ Т.3., М., 1991. Хатынский В. Т. Интеллигенция и Россия: историческое прошлое и перспективы. 60-е годы. -М.: Прогресс, 1992. 1 Верт Н. История Советского государства. 1900-1991. -М., 1998. Стр. 233. 1 Там же. Стр. 237-238. 1 Левандовский А. А., Щетинов Ю. А. Россия в ХХ веке. -М.: Просвещение, 1998. Стр. 49-51. 2 Новейшая история Отечества. ХХ век // под ред. А. Ф. Киселева -М.: ВЛАДОС, 1998. Стр. 346-347. 1 История России. ХХ век. // под редакцией В. П. Дмитренко. -М.: "Издательство АСТ ЛТД", 1998. Стр. 532. 1 Островский В. П., Уткин А. И. История России. ХХ век. -М.: Дрофа, 1998. Стр. 177-179. 2 См. след. и др. источники: Рукавишников В.О. Социальная динамика и политический конфликт в России // Социол. исслед. 1993. № 9-16.; Хатынский В. Т. Интеллигенция и Россия: историческое прошлое и перспективы. 60-е годы. -М.: Прогресс, 1992. 1 Рукавишников В.О. Социология переходного периода // Социол. исслед. 1994. № 6. 1 Верт Н. История Советского государства. 1900-1991. -М., 1998. Стр. 242-247. 1 Рукавишников В.О. Социальная динамика и политический конфликт в России // Социол. исслед. 1993. № 9-16. 2 История России. ХХ век. // под редакцией В. П. Дмитренко. -М.: "Издательство АСТ ЛТД", 1998.Стр. 533-534. 1 Верт Н. История Советского государства. 1900-1991. -М., 1998. Стр. 249.. 1 Хатынский В. Т. Интеллигенция и Россия: историческое прошлое и перспективы. 60-е годы. -М.: Прогресс, 1992. Стр. 14-26. 1 История. Справочник абитуриента / С. В. Новиков -М.: Филол. общество "Слово", 1997. Стр. 314-316. 1 Там же. Стр. 324-325. 1 Островский В. П., Уткин А. И. История России. ХХ век. -М.: Дрофа, 1998. Стр. 184-185. 1 Там же. Стр. 185-187. 1 Хатынский В. Т. Интеллигенция и Россия: историческое прошлое и перспективы. 60-е годы. -М.: Прогресс, 1992. Стр. 40-42. -1- Работа на этой странице представлена для Вашего ознакомления в текстовом (сокращенном) виде. Для того, чтобы получить полностью оформленную работу в формате Word, со всеми сносками, таблицами, рисунками, графиками, приложениями и т.д., достаточно просто её СКАЧАТЬ.  |
|
Банк готовых работ
Форма заказа
Скачать работу
экономические  Copyright © refbank.ru 2005-2024
Все права на представленные на сайте материалы принадлежат refbank.ru. Перепечатка, копирование материалов без разрешения администрации сайта запрещено. |
|