|
|
Тоталитаризм и культура (1920 – 1950 гг.)СОДЕРЖАНИЕ ВВЕДЕНИЕ 3 1. СУЩНОСТЬ КУЛЬТУРЫ СОВЕТСКОГО ПЕРИОДА. 3 2. ТОТАЛИТАРИЗМ В КУЛЬТУРЕ И КУЛЬТУРА В ТОТАЛИТАРИЗМЕ 7 3. ИНАКОМЫСЛИЕ В ИСКУССТВЕ И ТОТАЛИТАРИЗМ 13 ЗАКЛЮЧЕНИЕ 16 ЛИТЕРАТУРА 16 1. ВВЕДЕНИЕ Любой культурный феномен (и соцреализм в том числе) имеет двойственную природу, становясь фактом истории. Всякая культура не есть только то, что она о себе мыслит и говорит, как она себя идентифицирует, но она и не есть только то, что сказано о ней извне, - она и то и другое вместе. Обратившись к вопросу о понимании соцреалистической культурой реальности, мы поймем, в свете сказанного, что мир, создаваемый ею, не был ни "правдой жизни" (как утверждала сама эта культура), ни ложью (как видится это в иной культурной перспективе). Здесь есть свои принципы, своя, присущая этой культуре, мера двух начал. И вопрос этой меры не случайно был в центре внимания самой тоталитарной культуры. И как ни пыталась теория соцреализма уже в постсталинский период выйти из этого круга (например, в теории соцреализма как "исторически открытой эстетической системы"), выход этот был заблокирован самой культурой: выйти из этого круга значило разрушить саму систему тоталитарной культуры. Этот круг не некое внешнее логическое препятствие. Он есть граница самой культуры. 1. СУЩНОСТЬ КУЛЬТУРЫ СОВЕТСКОГО ПЕРИОДА. Соцреализму посвящена огромная литература, как в СССР, так и на Западе, во исходя из того, что культура не может быть понята целостно ни только изнутри, ни только извне, можно сказать, что соцреализм ни в его советском освещении, ни в западном не раскрывается до конца. За счет чего могла обеспечиваться жизнестойкость механизма тоталитарной культуры? Поскольку литература максимально приближена к идеологии, все процессы, протекавшие в политико-идеологической сфере, видны здесь отчетливей и яснее. В основе внутрикультурного движения соцреализма лежит свободное взаимодействие различных противоположных начал ("реализм-романтизм", "конфликтность - бесконфликтность", "лакировка - жизненная правда" и т.д.).1 Подобная установка, отражая реальные потенции соцреализма, входила в противоречие с теми позициями, которые утверждались для "нового метода" даже в период его оформления. Выступая на Первом всесоюзном съезде советских писателей, А. Жданов говорил: "Для нашей литературы, которая обеими ногами стоит на твердой материалистической основе, не может быть чужда романтика, но романтика нового типа, романтика революционная. Мы говорим, что социалистический реализм является основным методом советской художественной литературы и литературной критики, а это предполагает, что революционный романтизм должен входить в литературное творчество как составная часть, ибо вся жизнь нашей партии, вся жизнь рабочего класса и его борьба заключается в сочетании самой суровой, самой трезвой практической работы с величайшей героикой и грандиозными перспективами... Советская литература должна уметь показать наших героев, должна уметь заглянуть в наше завтра. Это не будет утопией, ибо наше завтра подготовляется планомерной сознательной работой уже сегодня"2. Как видим, ждановская формулировка отличается от той, которая была дана Б. Бяликом. Отличие здесь принципиальное, ибо Б. Бялик сказал то же, но не так и это "не так" было сразу осознано в культуре. Призыв "приподнимать" и "романтизировать" действительность фактически выявил тот разрыв, который реально существовал между действительностью и тем, что будет "завтра"; возникала, таким образом, лазейка для "разрыва времен", что в тоталитарной культуре невозможно (в этом - один из существеннейших признаков ее тоталитарности: она владеет всем временем). Ясно ведь, что если действительность нужно "приподнимать", значит, она сама по себе недостаточно романтична. Этот тезис подлежал немедленной корректировке. Ее-то и осуществил В. Ермилов, которого нужно признать наиболее тонким теоретиком соцреализма. Воистину это был Белинский соцреализма - ни до, ни после него этот "художественный метод" не имел столь адекватного своей эстетике и этике теоретика. В. Ермилов публикует подряд из номера в номер в "Литературной газете" свою большую работу "За боевую теорию литературы!", где переводит дискуссию о соцреализме в новое русло. Он достигает того, чего не могла достигнуть теория соцреализма за предыдущие пятнадцать лет. Идея В. Ермилова проста и поистине блестяща. Нужно находиться внутри самой соцреалистической культуры, чтобы понять не только простоту идеи, но и удивительное ее соответствие требованиям самой тоталитарной культуры этого периода. Современник увидит здесь лишь дьявольскую хитрость и будет прав, и будет... неправ. Называя ермиловскую идею блестящей, мы исходим из ее культурной ауры, из того, что в ней обнаружился синтез потенций тоталитарной культуры. В. Ермилов теоретически обосновал приход нового сознания - постутопического. Идея наступающей "прекрасной жизни" сама по себе не была новой для середины 40-х годов (она шла из 20-30-х годов), но эта идея исходила из утопического сознания и уже не отвечала сознанию новому - постутопическому. В постутопии существует иное сознание и качественно иное время - время свершившейся утопии, то есть утопии, переставшей быть утопией, но ставшей реальностью. Нужно сказать, что, очевидно, мысль о романтичности самой действительности родилась у В. Ермилова задолго да полемики с Б. Бяликом. Еще в 1947- году "Литературная газета" провозгласила в одной из своих передовых статей: "Любая, самая красивая, смелая поэтическая мечта художника находит живой отклик у миллионов советских людей. Поэзия переходит в жизнь, потому что сама жизнь в нашей стране стала поэтической". Но только в статьях, опубликованных осенью 1948 года в "Литературной газете", В. Ермилов довел логику своих рассуждений до блеска известной формулы "Прекрасное -это наша жизнь!". Здесь была целая эстетическая концепция. "В нашей советской жизни, - рассуждал В. Ермилов, - поэзия, романтика стала самой действительностью, у нас нет конфликта прекрасного и реального, и потому у нас художник ищет источник красоты и романтики не в стороне от общественной жизни, от дела", а в них самих. Поэтому, например, новаторское величие Маяковского состоит в том, что "он явился создателем новой поэтики - партийной поэтики утверждения социализма, утверждения всей "прозы" советской жизни, прозы, ставшей поэзией".3 Почему неверна концепция Б. Бялика? Да потому, отвечал В. Ермилов, что это не революционная, а эволюционная теория и из нее следует, что реализм, то есть художественное исследование самой по себе реальной действительности, не может дать ничего утверждающего, положительного. Эта точка зрения начисто отрицает романтику самой действительности, ее поэзию. Тогда как "сама наша реальная действительность, в ее трезвой, деловой повседневности, романтична, глубоко поэтична по своей внутренней сути - вот одно из исходных положений при определении сущности социалистического реализма". Именно в отношении к этой проблеме проявилась та двойственность тоталитарной культуры, то относительно свободное пребывание в ней противоположных на первый взгляд установок, о котором шла речь выше. "Теория бесконфликтности", которая подвергалась осуждению в 1952 году, имеет свою историю и не так проста, как до сих пор иногда представляется. В том виде, в каком эта "теория" критиковалась и в каком она была "вскрыта", ее можно свести к тому, что принципы соцреализма исключают возможность изображения в современной литературе конфликтов, равно как и вообще отрицательных явлений советской жизни. Действительно, во второй половине 30-х годов новая культура последовательно и настойчиво утверждала мысль о том, что, согласно представлениям о поступательном развитии человечества от капитализма к коммунизму, в фазе социализма не может быть не только антагонистических, но и неантагонистических противоречий, что даже самая возможность противоречий и конфликтов исключена. Раньше, в 20-е годы, партия ожидала от литературы изображения конфликтов между "старым" и "новым", между дореволюционным и послереволюционным. Советские писатели создали произведения о героическом труде советских людей, опирающемся на высокую сознательность, жертвенное самоотречение. Этот труд, преодолевая все враждебные силы и жесточайшие испытания, голод, холод, усталость, подготовил наши великие сегодняшние победы - писалось уже после войны, в эпоху постутопии. С оформлением в первой половине 30-х годов теории соцреализма возникла формула об изображении действительности в ее революционном развитии". Сама эта установка, безусловно, прямо вела к теории бесконфликтности". Фактически из сферы изображения ушли все конфликты между личностью и государством, властью, конфликты, возникающие вследствие насильственной коллективизации, административных ссылок, высылок, произвола при осуждении на принудительные работы, репрессии, реальные конфликты в семьях, в коллективе, на войне, изображение голода, нужды и нищеты. Не следовало писать о смерти (за исключением героической), сомнениях, слабостях и т.п.4 Партийные постановления первых послевоенных лет эту тенденцию, конечно, усиливали, но в известном ждановском докладе о журналах "Звезда" и "Ленинград" оставались упоминания о необходимости "бичевать недостатки", "все, мешающее нашему движению вперед", и т.п. Это не были просто "дежурные слова", - культура всегда оставляла для себя лазейку и две-три "дежурные" сегодня фразы могли завтра развернуться в новую программу развития литературы (что и произошло впоследствии), - их нужно было только гальванизировать, и литературе задавался новый, подчас диаметрально противоположный вектор движения. Тенденция, определенная постановлением 1946 года, выродилась, как известно, в изображение борьбы "хорошего с лучшим" и "лучшего с отличным", она нашла свое выражение в ермиловской "боевой теории литературы". Критика писала в эти годы: "...советский писатель наших дней не может положить в основу своих произведений драматические конфликты и коллизии, которые были характерны для советской литературы двадцатых - начала тридцатых годов. Тогда советская литература отражала жизнь, развивающуюся в условиях классовой борьбы, и классовая борьба определяла характер конфликтов, изображающихся в художественных произведениях. Теперь же антагонистические классы в нашей стране ликвидированы, и писатель должен уметь находить для своих произведений новые реальные коллизии и конфликты, отражающие неантагонистический характер противоречий, существующих в социалистическом обществе". Культура мыслила о конфликтах и противоречиях вообще в новых терминах: "Борьба нового со старым в форме критики и самокритики, являющаяся новой диалектической закономерностью советского общества, не нашла еще полного и достойного воплощения в нашей драматургии, - писал Е. Холодов. - В лучших пьесах драматурги поднимаются до раскрытия противоречий действительности, но далеко не всегда им удается художественно, т.е. правдиво и убедительно, показать преодоление противоречий, а значит, и движение вперед. Это обусловлено тем, что критика не выступает в пьесах в действительном единстве с самокритикой; что драматургией нашей не осознан и как следует, не показан еще истинный смысл самокритики, как формы преодоления противоречий и победы нового над старым в самой личности". "Так как в нашей советской действительности не существует противоречий антагонистических, неразрешимых; то, естественно, обнаруженное противоречие подлежит разрешению, преодолению. Но, для того чтобы противоречие, обнаруженное прожектором критики, было в полной мере и до конца преодолено, необходимо, чтобы критика была признана критикуемым, т.е. чтобы она приняла форму самокритики. Уже самый факт приятия критики предполагает определенную степень коммунистической воспитанности. А тоталитарной культуре и не было дела до реальной жизни, лжи и правды. Она решала свои задачи, имела свое понимание лжи и правды. Никто ведь не станет "упрекать" древних греков, классицистов или романтиков в том, что созданная ими художественная реальность далека от действительности. С культурой бесполезно спорить. Эту мысль остроумно сформулировал М. Бахтин, когда писал о тех, кто спорит с героями литературы прошлого, "точно с бытием можно спорить или соглашаться, игнорируя эстетическое опровержение.5 2. ТОТАЛИТАРИЗМ В КУЛЬТУРЕ И КУЛЬТУРА В ТОТАЛИТАРИЗМЕ Новый взгляд ищет и не находит в тоталитарной культуре многих привычных вещей. Но в культуре есть все, все свое и все взаимосвязано. Тоталитарная культура (как и любая другая) всякий раз опорожняет категории, чтобы вложить в них свой, присущий и нужный ей смысл. В каждой культуре категории умирают и рождаются другими, своими для нее. Здесь - одна из существеннейших преобразующих функций каждой культуры: она сама в этих категориях рождается и функционирует, через них познается. Здесь - ключ к пониманию другой культуры, к осмыслению ее законов. Новый этап "культурной революции". В сфере культуры в 20-х годах, большевики, как и прежде, держали в центре внимания старую интеллигенцию. Политические настроения этого слоя российского общества продолжали меняться в благоприятную для властей сторону, чему в немалой степени способствовал переход к НЭПу. Под влиянием отступления правящей партии на экономическом фронте среди интеллигенции все большей популярностью пользовалась примиренческая идеология "сменовеховства" (по названию сборника статей "Смена вех", изданного в 1921 г. в Праге бывшими кадетами и октябристами Н. В. Устряловым, Ю. В. Ключниковым, А. В. Бобрищевым-Пушкиным и др.). Существо идейно-политической платформы "сменовеховства" - при всем разнообразии оттенков во взглядах ее апологетов - отражало два момента: не борьба, а сотрудничество с советской властью в деле хозяйственного и культурного возрождения России; глубокая и искренняя уверенность в том, что большевистский строй будет "под напором жизненной стихии" изживать экстремизм в экономике и политике, эволюционируя в сторону буржуазно-демократических порядков. Власти, стремясь вовлечь старую интеллигенцию в активную трудовую деятельность, в первые послевоенные годы поддерживали такие настроения. Специалистам в разных областях знаний (кроме, пожалуй, гуманитарных) обеспечивались более сносные по сравнению с основной массой населения условия жизни и работы. Особенно это касалось тех, кто так или иначе был связан с укреплением научного, экономического и оборонного потенциала государства. К их числу относились основоположник современного самолетостроения Н. Е. Жуковский, создатель геохимии и биохимии В. И. Вернадский, химики Н. Д. Зелинский и Н. С. Курнаков, биохимик А. Н. Бах и немало других крупных ученых. Под руководством академика И. М. Губкина велось изучение Курской магнитной аномалии, осуществлялась разведка нефти между Волгой и Уралом. Академик А. Е. Ферсман возглавил геологические изыскания на Урале, Дальнем Востоке, Кольском полуострове. Активно развивались исследования в области генетики (Н. И. Вавилов), физики (П. Л. Капица, А. Ф. Иоффе, Л. И. Мандельштам), корабельного дела (А. Н. Крылов), ракетостроения (Ф. А. Цандер и др.). В 1925 г. правительство приняло постановление о "признании Российской Академии наук высшим ученым учреждением" страны. Едва укрепившись у власти, большевистская партия взяла курс на формирование собственной, социалистической интеллигенции, преданной режиму и верно ему служащей. "Нам необходимо, чтобы кадры интеллигенции были натренированы идеологически,- заявлял в те годы Н. И. Бухарин.- И мы будем штамповать интеллигенцию, вырабатывать ее, как на фабрике". В стране открывались новые институты и университеты (в 1927 г. их было уже 148, в дореволюционное время - 95). Еще в годы гражданской войны при высших учебных заведениях были созданы первые рабочие факультеты (рабфаки), которые, по образному выражению наркома просвещения А. В. Луначарского, стали "пожарной лестницей в вузы для рабочих". К 1925 г. выпускники рабфаков, куда по партийным и комсомольским путевкам направлялась рабоче-крестьянская молодежь, составляли половину принятых в вузы студентов. При этом выходцам из буржуазно-дворянских и интеллигентских семей доступ к высшему образованию был весьма затруднен. Для подготовки "идеологических кадров" развертывается сеть специальных научных и учебных заведений в центре (в 1918 г.- Социалистическая академия, переименованная в 1924 г. в Коммунистическую, в 1919 г. - Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова, в 1921 г.- Институт К. Маркса и Ф. Энгельса, Институт красной профессуры. Коммунистический университет трудящихся Востока, в 1923 г.- Институт В. И. Ленина) и на местах (губернские совпартшколы и др.). Коренной реформе подверглась система школьного образования. Новая, советская школа - в соответствии с особым Положением о ней, разработанным в 1918 г.,- создавалась как единая, общедоступная, ведущая обучение на родном языке. Она включала две ступени (1-я ступень - пять лет, 2-я - четыре года) и обеспечивала непрерывность образования, начиная с дошкольных учреждений и кончая вузами. Школьные программы были пересмотрены и сориентированы на воспитание у учащихся сугубо "классового подхода" к оценке прошлого и настоящего. В частности, систематический курс истории заменило обществоведение, где исторические факты использовались как иллюстрация к марксистским социологическим схемам, доказывающим неотвратимость социалистического переустройства мира. К середине 20-х гг. количество учащихся превысило довоенный уровень. Но по-прежнему много детей, прежде всего в сельских районах, оставалось за порогом школы. Да и в самой школе из поступивших в 1-й класс оканчивали 2-ю ступень не более 10%. С 1919 г., когда был принят декрет о ликвидации неграмотности, начинается наступление на это вековое зло. У властей не могло не вызывать беспокойство то обстоятельство, на которое не раз указывал В. И. Ленин,- "неграмотный человек стоит вне политики", т. е. он оказывался маловосприимчивым к идеологическому воздействию большевистского "агитпропа", постоянно наращивавшего обороты. К концу 20-х гг. в стране выпускалось намного больше газет и журналов, чем в 1917 г., и среди них не было ни одного частного печатного органа. В 1923 г. было учреждено добровольное общество "Долой неграмотность!" во главе с председателем ВЦИК М. И. Калининым. Его активисты открыли тысячи пунктов, кружков, изб-читален, где обучались взрослые и дети. К концу 20-х гг. около 50% населения умели читать и писать (против 30% в 1917 г.). Литературно-художественная жизнь Советской России в первые послереволюционные годы отличалась многоцветием, обилием различных творческих группировок и течений. Только в Москве их насчитывалось свыше 30. Продолжали публиковать свои произведения писатели и поэты Серебряного века русской литературы (А. А. Ахматова, А. Белый, В. Я. Брюсов и др.). Гроза, пронесшаяся над Россией, дала новый импульс творчеству В. В. Маяковского и С. А. Есенина. Ставили спектакли классики театральной режиссуры К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко. Устраивали выставки картин последователи "Мира искусства", "Бубнового валета", "Голубой розы" и других дореволюционных объединений художников (П. П. Кончаловский, А. В. Лентулов, Р. Р. Фальк и др.). Большую активность проявляли представители левомодернистских течений - футуризма, имажинизма, супрематизма, кубизма, конструктивизма - в поэзии, живописи, театре, архитектуре (В. Э. Мейерхольд, К. С. Мельников, В. Е. Татлин и др.). 20-е гг. по праву вошли в историю как время создания выдающихся произведений в разных областях культуры. Их творцами были и признанные до революции мастера, и молодежь, ярко и талантливо заявившая о себе в литературе, живописи, театре, кинематографе, архитектуре. В числе последних: М. А. Шолохов с его первой частью эпопеи "Тихий Дон" (1928) и С. М. Эйзенштейн, чей фильм "Броненосец "Потемкин" (1925) с триумфом обошел экраны мира. Завершение "культурной революции". В сфере культуры определяющей тенденцией с начала 30-х гг. стала проводимая властями унификация и жесткая регламентация. Была окончательно сломлена автономия Академии наук СССР, напрямую подчиненной Совнаркому. Постановлением ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 г. "О перестройке литературно-художественных организаций" ликвидировались многочисленные группы и объединения мастеров литературы и искусства, а их место заняли централизованные, удобные и подконтрольные правительству "творческие союзы" интеллигенции: Союз композиторов и Союз архитекторов (1932 г.). Союз писателей (1934 г.). Союз художников (в 1932 г.- на республиканском уровне, во всесоюзном масштабе оформлен в 1957 г.). Господствующим творческим направлением был провозглашен "социалистический реализм", требовавший от авторов произведений литературы и искусства не просто описания "объективной реальности", но и "изображения в ее революционном развитии", служения задачам "идейной переделки и воспитания трудящихся людей в духе социализма". Утверждение жестких канонов художественного творчества и авторитарно-начальственный стиль руководства углубили внутреннюю противоречивость развития культуры, характерную для всего советского периода. В стране огромными тиражами публиковались книги А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстого, И. Гете, У. Шекспира, открывались дворцы культуры, клубы, библиотеки, музеи, театры. Жадно тянувшееся к культуре общество получало новые произведения А. М. Горького, М. А. Шолохова, А. П. Гайдара, А. Н. Толстого, Б. Л. Пастернака, других советских прозаиков и поэтов, спектакли К. С. Станиславского, В. И. Немировича-Данченко, В. Э. Мейерхольда, А. Я. Таирова, Н. П. Акимова, первые звуковые фильмы ("Путевка в жизнь" режиссера Н. Экка, "Семеро смелых" С. А. Герасимова, "Чапаев" С. и Г. Васильевых, "Мы из Кронштадта" Е. А. Дзигана и др.), музыку С. С. Прокофьева и Д. Д. Шостаковича, картины и скульптуры В. И. Мухиной, А. А. Пластова, И. Д. Шадра, М. В. Грекова, архитектурные сооружения В. и Л. Весниных, А. В. Щусева. Но одновременно вычеркивались целые историко-культурные пласты, не вписывавшиеся в схемы партийных идеологов. Практически недоступным стало русское искусство начала века и творчество модернистов 20-х гг. Изымались из библиотек книги русских философов-идеалистов, невинно репрессированных литераторов, писателей-эмигрантов. Подвергалось гонениям и замалчивалось творчество М. А. Булгакова, С. А. Есенина, А. П. Платонова, О. Э. Мандельштама, живопись П. Д. Корина, К. С. Малевича, П. Н. Филонова. Разрушались памятники церковной и светской архитектуры: только в Москве в 30-е гг. были уничтожены Сухарева башня, храм Христа Спасителя, возведенный на народные пожертвования в честь победы над Наполеоном, Красные и Триумфальные ворота, Чудов и Воскресенский монастыри в Кремле и множество других памятников, созданных талантом и трудом народа. Среди гуманитарных наук особым вниманием властей пользовалась история. Она была коренным образом переработана и превращена, по выражению И. В. Сталина, в "грозное оружие в борьбе за социализм". В 1938 г. вышел в свет "Краткий курс истории ВКП(б)", ставший нормативной книгой для сети политпросвещения, школ и вузов. Он давал далекую от истины сталинскую версию прошлого большевистской партии. В угоду политической конъюнктуре была переосмыслена и история Российского государства. Если до революции оно рассматривалось большевиками как "тюрьма народов", то теперь, напротив, всячески подчеркивались его мощь и прогрессивность присоединения к нему различных наций и народностей. Советское многонациональное государство представало теперь в качестве преемника цивилизаторской роли дореволюционной России. Подлинный бум переживала в 30-е гг. высшая школа. Государство, испытывая острую нужду в квалифицированных кадрах, открыло сотни новых вузов, преимущественно инженерно-технических, где обучалось в шесть раз больше студентов, чем в царской России. В составе студентов доля выходцев из рабочих достигала 52%, крестьян - почти 17%. Специалисты советской формации, на ускоренную подготовку которых расходовалось в три-четыре раза меньше средств по сравнению с дореволюционным временем (за счет снижения срока и качества обучения, преобладания вечерних и заочных форм и т. д.), широким потоком вливались в ряды интеллигенции. К концу 30-х гг. новые пополнения достигли 90% от общей численности этого социального слоя. Серьезные изменения происходили и в средней школе. В 1930 г. в стране было введено всеобщее начальное образование, а в городах - обязательное семилетнее. Через два года в школах училось 98% детей в возрасте 8-11 лет. Декретом СНК и ЦК ВКП(б) от 15 мая 1934 г. была изменена структура единой общеобразовательной школы. Упраздняются две ступени и вводятся: начальная школа - с I по IV классы, неполная средняя - с I по VII классы и средняя - с I по Х классы. Постепенно свертывалось неумеренное экспериментирование в области методов обучения (отмена уроков, бригадный способ проверки знаний, увлечение "педологией" с ее абсолютизацией влияния наследственности и общественной среды на судьбу ребенка и др.). С 1934 г. было восстановлено преподавание всемирной и русской истории, правда, в ее марксистско-большевистском толковании, введены стабильные учебники по всем школьным предметам, строгое расписание занятий, правила внутреннего распорядка. Наконец, в 30-е гг. решительным приступом была в основном преодолена неграмотность, остававшаяся уделом еще многих миллионов людей. Большую роль сыграл здесь начатый в 1928 г. по инициативе комсомола всесоюзный культурный поход под девизом "Грамотный, обучи неграмотного". В нем участвовало свыше 1200 тыс. врачей, инженеров, студентов, школьников, домохозяек. Перепись населения в 1939 г. подвела итоги: число грамотных среди населения старше 9 лет достигло 81,2%. Правда, сохранились довольно резкие различия в уровне грамотности между старшими и младшими поколениями. Среди лиц старше 50 лет количество умевших читать и писать составляло только 41%. Невысокими оставались и качественные показатели уровня образованности общества: среднее образование имело 7,8% населения, а высшее - 0,6%. Однако в этой области советское общество ожидал в близком будущем серьезный сдвиг, ибо СССР вышел на первое место в мире по числу учащихся и студентов. Тогда же завершилась и выработка письменности для национальных меньшинств, никогда не знавших ее. За 20-30-е гг. ее обрело около 40 народностей Севера и других регионов. Война 1941-45 гг. отчасти разрядила удушливую общественную атмосферу 30-х гг., поставила многих людей в условия, когда они должны были критически мыслить, инициативно действовать, брать ответственность на себя. К тому же миллионы советских граждан - участники освободительного похода Красной Армии (до 10 млн.) и репатрианты (5,5 млн.) - впервые лицом к лицу столкнулись с "капиталистической действительностью". Разрыв между образом и уровнем жизни в Европе и СССР был столь разительным, что они, по свидетельству современников, испытали "нравственный и психологический удар". И он не мог не поколебать утвердившиеся в сознании людей социальные стереотипы. В среде интеллигенции широко распространились надежды на экономические реформы и смягчение политического режима, на налаживание культурных контактов с США, Англией, Францией, не говоря уже о странах "народной демократии". Тем более что ряд внешнеполитических акций СССР укреплял эти надежды. Так, в 1948 г. ООН во Всеобщей декларации прав человека, подписанной и советским представителем, торжественно провозглашала право каждого человека на свободу творчества и передвижений независимо от государственных границ. В ряде городов (Москве, Свердловске, Челябинске и др.) возникли молодежные антисталинские группы. Наиболее крупной из них была воронежская (1947 г.), насчитывавшая до 60 человек. Ее участники, обеспокоенные экономическим положением страны, "обожествлением Сталина", пришли к выводу о необходимости созыва чрезвычайного партийного съезда и изменения политики ВКП(б). Конспиративная группа была раскрыта осенью 1949 г., ее активисты осуждены на срок от двух до 10 лет "за клевету на внутреннюю и внешнюю политику советского правительства, на материальное положение трудящихся, на руководство партии". Столкнувшись с симптомами политической нестабильности, нараставшего общественного напряжения, сталинское руководство предприняло действия по двум направлениям. Одно из них включало меры, в той или иной степени адекватные ожиданиям народа и направленные на активизацию общественно-политической жизни в стране, развитие науки и культуры. В сентябре 1945 г. было отменено чрезвычайное положение и упразднен внеконституционный орган власти - ГКО. Затем прошли перевыборы Советов всех уровней, обновившие депутатский корпус, сформированный еще в 1937-1939 гг. К началу 50-х гг. возросла коллегиальность в работе Советов за счет большей регулярности созыва их сессий (примерно в два раза по сравнению с 1946 г.), увеличения числа постоянных комиссий. В соответствии с Конституцией были впервые проведены прямые и тайные выборы народных судей и заседателей. После долгого перерыва возобновились съезды общественных и политических организаций СССР. В 1948 г. прошел 1-й Всесоюзный съезд композиторов, в следующем году - съезды профсоюзов и комсомола (спустя соответственно 17 и 13 лет после предыдущих). Несмотря на крайнее напряжение госбюджета, значительная часть которого расходовалась на финансирование военных программ, были изысканы средства на развитие науки, народного образования, учреждений культуры. В годы четвертой пятилетки создаются Академия художеств СССР, Академии наук в Казахстане, Латвии и Эстонии, почти на треть увеличивается число научно-исследовательских институтов. Открываются новые университеты (в Кишиневе, Ужгороде, Ашхабаде, Сталинабаде). В короткий срок была восстановлена введенная в начале 30-х гг. система всеобщего начального образования, а с 1952 г. обязательным становится образование в объеме семи классов, открываются вечерние школы для работающей молодежи. Начинает регулярное вещание советское телевидение. 3. ИНАКОМЫСЛИЕ В ИСКУССТВЕ И ТОТАЛИТАРИЗМ В то же время всячески ограничивались возможности интеллигенции участвовать в политической жизни, влиять на массовое общественное сознание. В 1921 г. упразднена автономия высших учебных заведений. Они были поставлены под бдительный надзор партийных и государственных органов. Профессора и преподаватели, не разделявшие коммунистических убеждений, увольнялись. В 1922 г. был создан специальный цензурный комитет - Главлит, обязанный осуществлять предупредительный и репрессивный контроль за "враждебными выпадами" против марксизма и политики правящей партии, за пропагандой национализма, религиозных идей и т. п. Вскоре к нему прибавился Главрепертком - для контроля за репертуаром театров и зрелищных мероприятий. В августе 1922 г. по инициативе В. И. Ленина из страны было выслано около 160 оппозиционно настроенных видных ученых и деятелей культуры (Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Н. О. Лосский, С. Н. Прокопович, П. А. Сорокин, С. Л. Франк и др.). В следующем году прошла массовая чистка библиотек от "антисоветских и антихудожественных книг", в число которых попали многие выдающиеся произведения отечественных и зарубежных писателей, философов, историков, экономистов. К середине 20-х гг. прекратилась деятельность практически всех частных книгоиздательств, возникших при переходе к НЭПу, были закрыты независимые научные и литературно-художественные журналы. Т.о. правящая партия постепенно наводила "революционный порядок", используя как государственные структуры, так и литературно-художественные объединения коммунистической ориентации: Пролеткульт, Российскую ассоциацию пролетарских писателей (РАПП), Левый фронт искусств, редколлегию и авторский актив журнала "На посту" и т. п. В авангарде ревнителей "пролетарской чистоты" литературы и искусства действовали рапповцы и напостовцы. Они рьяно пытались внести "классовую борьбу" в художественное творчество, травили в печати как "внутренних эмигрантов" М. А. Булгакова, Е. И. Замятина, других беспартийных писателей и деятелей культуры, уклонявшихся от воспевания "героики революционных свершений". Под огнем критики находились и так называемые попутчики - литераторы, сочувствовавшие большевистским планам переустройства России, но допускавшие, по мнению их строгих судей, "отклонения от пролетарской идеологии". К попутчикам причислялись участники литературных групп "Серапионовы братья" (М. М. Зощенко, В. А. Каверин, К. А. Федин и др.), "Перевал" (Э. Г. Багрицкий, А. Веселый, М. М. Пришвин и др.), Л. М. Леонов, А. Н. Толстой, М. С. Шагинян и др. Безудержная критика многих талантливых деятелей культуры побудила ЦК РКП(б) несколько поумерить революционный пыл своих бойцов на художественном фронте. В принятом в 1925 г. постановлении о литературе их слегка пожурили за "коммунистическое чванство". Правда, тут же было подчеркнуто, что главной заботой партии остается "формирование идейного единства всех творческих сил на базе пролетарской идеологии ". Одновременно с этими мерами, носившими в части демократизации политического режима чисто внешний, декоративный характер, сталинская администрация наращивала наступление на другом, главном направлении. Суть его заключалась в борьбе с вольномыслием в обществе, укреплении личной власти диктатора. В августе 1946 г. по инициативе И. В. Сталина было принято постановление ЦК ВКП(б) "О журналах "Звезда" и "Ленинград", а затем серия других "идеологических" постановлений ("О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению", "О кинофильме "Большая жизнь", "Об опере Мурадели "Великая дружба" и др.). Они дали сигнал к публичной травле многих выдающихся деятелей культуры: А. А. Ахматовой, М. М. Зощенко, Э. Г. Казакевича, Ю. П. Германа, композиторов В. И. Мурадели, С. С. Прокофьева, А. И. Хачатуряна, Д. Д. Шостаковича, кинорежиссеров Г. М. Козинцева, В. И. Пудовкина, С. М. Эйзенштейна и др. Развернутая кампания имела целью "приструнить" интеллигенцию, втиснуть ее творчество в прокрустово ложе "партийности" и "социалистического реализма". Аналогичные цели преследовали и "дискуссии" по естественным и гуманитарным наукам. Начало им положил разгром генетики, учиненный при поощрении политического руководства страны президентом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. Ленина (ВАСХНИЛ) Т. Д. Лысенко. На сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 г. представители этого одного из ключевых направлений современного естествознания были объявлены "лжеучеными", а их труды - "вне закона". Вскоре последовало осуждение кибернетики как "оккультной науки" и "служанки империализма", а также квантовой механики. Резкой критике подверглись видные философы, языковеды, экономисты. Последних И. В. Сталин обвинил в "научном невежестве", поскольку, по его мнению, они не понимали, что "товарное обращение несовместимо с перспективой перехода к коммунизму". Не обошли своим вниманием власти и историков. Была подтверждена незыблемость догм "Краткого курса" в изучении истории предреволюционной России и последующих десятилетий. Опричный террор Ивана Грозного предписывалось рассматривать в качестве исключительно прогрессивного и оправданного деяния, как, впрочем, и террор якобинцев периода Великой французской революции. В конце 40-х гг. началась кампания по борьбе с "космополитизмом" и "низкопоклонством перед Западом". Всячески разжигая шовинистические и антисемитские чувства, власти пытались усилить идейно-политическую и культурную изоляцию страны. Нечто похожее происходило и в США, где в те же годы нагнеталась антикоммунистическая истерия. Но в сталинском варианте "охоты на ведьм" решалась более широкая задача: наряду с воссозданием пошатнувшегося в войну образа внутреннего врага идеологически обеспечить вторую (после середины 30-х гг.) волну политического террора. Спецслужбы организовали серию новых судебных "дел": о "вредительской работе" на Московском автозаводе им. Сталина, "ленинградское дело", дело Еврейского антифашистского комитета, "дело врачей-убийц". Жертвами репрессий стали тогда десятки тысяч человек, приговоренных к расстрелу или к разным срокам лишения свободы. Среди них были видные деятели культуры и науки (актер С. М. Михоэлс, писатель П. Д. Маркиш, академики А. А. Григорьев и И. М. Майский), военачальники (маршал авиации А. А. Новиков, маршал артиллерии Н. Д. Яковлев), представители партийно-государственной номенклатуры (заместитель председателя Совмина СССР Н. А. Воскресенский, секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Кузнецов, министр авиационной промышленности А. И. Шахурин) и др. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Если верно, что вся история есть сегодняшняя интерпретация прошлого, то современное художественное сознание есть основа всей истории искусства прошлого. Вот почему следует помнить, что "суждения об истории искусства не могут быть ни полностью объективными, ни абсолютно обязательными, ибо интерпретация и оценка суть не столько знание, сколько идеологические желания и идеалы, которые хотелось бы видеть осуществленными. Произведения искусства или художественные школы прошлого интерпретируются, открываются, оцениваются или отвергаются в соответствии с современными точками зрения и текущими стандартами. Каждое поколение судит художественные намерения минувших времен более или менее в свете своих собственных художественных целей, оно относится к ним с новым интересом и видит их свежим взглядом, только если они находятся в русле его собственных стремлений. ЛИТЕРАТУРА Борис Бялик. Надо мечтать! - "Октябрь", 1947, № 11. А. Жданов. Советская литература - самая идейная, самая передовая литература в мире, М., 1934, е. 13. В. Ермилов. За боевую теорию литературы! - "Литературная газета", 13 ноября 1948 года. Лев Подвойский, Владимир Тунков, Старые и новые конфликты. - "Новый мир", 1948, № 12, с. 176. М.М. Бахтин, Эстетика словесного творчества, М., 1979, с. 12. 1 Борис Б я л и к. Надо мечтать! - "Октябрь", 1947, № 11. 2 А. Ж д а н о в. Советская литература - самая идейная, самая передовая литература в мире, М., 1934, е. 13. 3 В. Ермилов. За боевую теорию литературы! - "Литературная газета", 13 ноября 1948 года. 4 Лев Подвойский, Владимир Т у н к о в, Старые и новые конфликты. - "Новый мир", 1948, № 12, с. 176. 5 М.М.Бахтин, Эстетика словесного творчества, М., 1979, с. 12. 1 15 Работа на этой странице представлена для Вашего ознакомления в текстовом (сокращенном) виде. Для того, чтобы получить полностью оформленную работу в формате Word, со всеми сносками, таблицами, рисунками, графиками, приложениями и т.д., достаточно просто её СКАЧАТЬ.  |
|
Банк готовых работ
Форма заказа
Скачать работу
экономические  Copyright © refbank.ru 2005-2024
Все права на представленные на сайте материалы принадлежат refbank.ru. Перепечатка, копирование материалов без разрешения администрации сайта запрещено. |
|